Под обстрелами и бомбёжкой архангелогородцы построили пять линий обороны

Каждый знал, что он на фронте

Руководство Архангельской области получило задание Государственного комитета обороны мобилизовать на  фортификационные работы в  Мурманской области и  в  Карелии 30 тысяч человек. 

Задание было перевыполнено. Много  ли имён тех земляков мы знаем сегодня?..

Почта в  землянки не  приходила

В  Архангельске едва  ли не  каждый человек хоть что‑то  скажет о  «Дервише». Знающие люди добавят, что  31 августа 1941  года, почти 76 лет назад, в  наш порт из  Хваль-фьорда (Исландия) прибыл пробный конвой наших союзников, доставивший для  СССР самолёты, глубинные бомбы, магнитные мины, каучук и  другие ценные грузы, за  что  мы «товарищам по  оружию» благодарны. Однако, увы, мало кому известно о  том, что  всего лишь за  три дня до  прихода первого каравана отчалил от  Красной пристани пароход «Родина» с  будущими участниками оборонных работ. И  это тоже было почти 76 лет назад… Позже отдали якоря пароходы «Карелия», «Комсомолец», «Будённый», «Вишера» и  другие.

Для  пассажиров пароходов в  трюмах судов сделали нары в  несколько ярусов, на  них и  спали мужчины, юноши, девушки. Им говорили, что  уезжают они на  две недели, но  работать пришлось три-четыре месяца. Одежда людей, которые рыли окопы, строили дзоты, блиндажи, была лёгкой (и  обувь они надели соответствующую сезону) – ведь считали, что  вернутся в  сентябре. Но  трудиться им пришлось и  поздней осенью.

В  голоде и  холоде, под  обстрелами и  бомбёжкой северяне построили пять линий обороны, включивших в  себя множество окопов, несколько сот дзотов, сотни землянок, десятки километров ходов сообщений, проволочных заграждений, больше сотни наблюдательных пунктов и  блиндажей.

Участники оборонных работ представляли кто колхоз, кто  областной краеведческий музей, кто судоремонтный завод «Красная Кузница», кто  обком ВКП (б). На  «Красной Кузнице» срочно изготовили ломы, кувалды, лопаты.

Вскоре после начала работ Архангельский обком компартии и  Военный Совет Архангельского военного округа были информированы Главным управлением оборонительных работ Народного комиссариата внутренних дел СССР и  Северным управлением строительства оборонительных сооружений НКВД СССР о  том, что  «Мурманская область и  северные районы Карело-Финской ССР располагают ограниченными продовольственными ресурсами, в  силу чего установленные нормы питания не  соблюдаются».

Кормили северян дважды в  день, утром и  вечером. Но  порою приходилось есть одну бруснику.

Люди крепко износились по  части одежды и  обуви. Выручало умение сельских жителей плести лапти. Ноги утеплялись мхом.

Председатель Архангельского совета участников оборонных работ Зосима Александрович Шиловский – увы, покойный – рассказывал мне:

«Особенно трудно поддавались земляные работы – земля карельская сплошь забита камнем. Крупные валуны приходилось окапывать всем миром, а  когда сил недоставало, ночью калили их  огнём, поливали водой – тогда камень лопался, и  его убирали по  частям. Строили блиндажи в  три наката, а  для  этого валили лес толщиной в  верхнем отрубе не  меньше 30 сантиметров, таскали брёвна верёвками, гатили вековыми деревьями болота – по  этим гатям пошли наши солдаты.

Приходилось, не  гася костра, спать под  открытым небом на  двадцатиградусном морозе на  плахах, которые покрывали хвоёй.

Думаете, какие у  нас были лекарства? Одна марганцовка… Домой я  добрался в  последней стали дистрофии».

А  ведь ещё  и  бомбили людей, и  были убитые и  раненые.

Архангельская журналистка Нина Тимофеевна Американцева – тоже, к  сожалению, покойная – вспоминала: «Никто тогда не  считал свой труд героическим, а  положение ужасным. Каждый знал, что  он на  фронте – на  этой мёрзлой земле, в  этом голоде и  холоде. У  каждого на  Великой Отечественной войне сражался кто‑то  из  близких – муж, отец, сын, брат… По  вечерам уставшие и  голодные женщины говорили о  них, мечтали, как  о  счастье, получить от  них весточку, одно лишь слово – «жив», и  больше ничего не  надо. Но  почта в  землянки не  приходила…»

Зосима Александрович умер в  2009  году, не  дождавшись присвоения участникам оборонных работ статуса участников Великой Отечественной войны. Он хлопотал об  этом долго (до  самых «верхов» доходил), но, увы, Москва осталась глуха к  просьбе из  Архангельска.

Не  странно  ли: Мурманск стал городом-героем с  помощью жителей Архангельской области, но  они будто и  не  были на  войне.

К  слову сказать, в  «Правде Севера» за  30 ноября 1941  года опубликовано сообщение ТАСС об  Указе Президиума Верховного Совета СССР, которым «за  образцовое выполнение заданий правительства по  строительству оборонных объектов награждены работники специальных строительств НКВД»: орденом Трудового Красного Знамени отмечены 29 человек, орденами Красной Звезды и  «Знак почёта» – 21 и  122 человека соответственно, медалями «За  трудовую доблесть» и  «За  трудовое отличие» – 124 и  43.

«В  нашем горем испытанном зрении»

Осенью 1941  года фронтовой журналист Константин Симонов возвращался в  Москву из  своей заполярной командировки. Путь его лежал, в  частности, из  Кандалакши через Архангельск. Приведу отрывок из  «Страниц воспоминаний» автора стихотворения «Жди меня» и  прозаической трилогии «Живые и  мёртвые»:

«Морской комендант сначала обрадовал нас тем, что  пароход «Спартак», на  котором мы собирались плыть, уже стоит у  причала, а  потом добавил, что  когда пойдёт этот «Спартак», пока никому неизвестно. Оказывается, этим пароходом должны были возвращаться в  Архангельск полторы тысячи человек – архангельских жителей, занятых на  оборонных работах Карельского фронта. Но  в  связи с  разными военными перевозками из  нескольких эшелонов, которыми должны были прибыть все эти люди в  Кандалакшу с  разных участков Карельского фронта, пока прибыл только один эшелон – четыреста человек, а  остальные были ещё  в  пути…»

Симонову отвели на  «Спартаке» место в  углу кают-компании. Зашёл он на  судно 15 ноября, а  сошёл с  него почти через две недели. У  него был сухой паёк – хлеб, чай и  сахар. Константин Михайлович не  предполагал, как  этот паёк выручит его.

На  четвёртые сутки началась посадка людей, возвращавшихся с  оборонных работ. Несмотря на  протесты капитана, на  лесовоз «погрузили вместо полутора тысяч две с  половиной тысячи человек (точное количество – 2330, это Симонов выяснил через много лет после войны, приехав в  Архангельск. – Прим. авт.), надеясь на  то, что  наш пароход не  застрянет в  пути и  дойдёт до  Архангельска всего за  тридцать часов. (…) Люди не  хотели ждать никаких других вариантов отправки».

Около двух тысяч человек разместили в  трюмах, остальных – прямо на  палубе. Всем выдали трёхсуточный (на  всякий случай) паёк – хлеб, сахар, чай, по  две селёдки. Но  поскольку посадка продолжалась два дня, то  те, кто  получили паёк первыми, почти весь его съели к  моменту отплытия…

Кандалакшский залив к  20 ноября затянуло льдом. «Спартак» повели «два маленьких полуледокольного типа буксирчика». До  выхода из  залива предстояло добираться двое суток. На  морозе, пусть и  небольшом, и  на  ветру.

Тех людей, которые находились на  палубе, поили кипятком, натянули для  них навесы. Симонов впервые за  годы войны (а  он уже многое повидал, в  частности, на  Смоленском тракте, «слезами измеренном чаще, чем  вёрстами») почувствовал себя в  высшей степени отвратительно: «Мы были бессильны чем-нибудь помочь, потому что  кают-компания тоже была теперь набита до  отказа».

Чтобы меньше думать о  происходившем рядом с  ним, Симонов уединялся в  каюте третьего помощника капитана, когда тот стоял вахту, и  писал стихи. Написал несколько, в  том числе «Ты помнишь, Алёша, дороги Смоленщины…» и  «Словно смотришь в  бинокль перевёрнутый…» («На  душе было скверно, а  в  животе пусто. И  всё это вместе взятое делало меня злым и  работящим»).

Слишком много друзей не  докличется
Повидавшее смерть поколение.
И  обратно не  всё увеличится
В  нашем горем испытанном зрении.

К  концу четвёртых суток «Спартак» дошёл до  кромки льда недалеко от  устья Северной Двины. Через три часа хода выяснилось, что  скорость судна составляет 200–300 м/час.

«Впереди с  обеих сторон уже стали видны берега, – продолжал Константин Михайлович свой рассказ о  том страшном плавании. – Судя по  тому, что  застряли не  одни мы, а  ещё  несколько пароходов, пришедших раньше нас, ледокол уже давно ожидали. Мы думали (потом это подтвердилось), что  как  раз в  это время пришёл караван английских судов с  военными грузами, и  ему пробивали путь все наличные ледоколы».

Капитан дал в  порт радиограмму, в  которой сказал, что  ждёт ледокол ночью. Моряк был уверен, что  ледокол пришлют: на  «Спартаке» больше двух тысяч измученных людей!.. Однако лесовоз продолжал сам пробивать себе дорогу во  льдах. (Точнее, капитан просто гонял машину, делая вид, что  пароход, отходя назад и  двигаясь вперёд, движется. Пассажиры надеялись, что  они приближаются к  дому.) Люди голодали. Появились больные. «Докторша Клава приходила в  кают-компанию и  рыдала навзрыд, говоря, что  она не  может больше ходить по  трюмам и  видеть, что  там  происходит.

Капитан послал вторую радиограмму…Вечером на  шестые сутки появился первый покойник. Его вынесли из  трюма и  прямо на  носилках положили на  палубе, накрыв брезентом».

Одной смертью рейс не  обошёлся. Потом ещё  много было смертей: несколько бочек с  сушёными тресковыми головами и  два мешка сухарей с  застрявшего во  льдах тральщика помогли не  всем.

В  другом издании симоновских записок приведено письмо северянки Фаины Сафьяновой, которая откликнулась на  публикацию дневников писателя в  журнале «Юность». Она, в  частности, сказала:

«Мы возвращались с  Карело-Финского фронта и  ровно десять суток пролежали на  лесовозе «Спартак» внизу, в  трюме, на  голом железе, голодные, холодные и  спокойные.

Вы пишете в  своём рассказе, что  Вы никогда в  жизни не  забудете такого, когда к  нашему пароходу подходил ледокол… Мне тоже никогда в  жизни не  забыть этого момента… Кто  мог, выходил на  палубу, а  кто  и  не  мог подняться. Даже были покойники. Я  говорю: «Дядечка, подвиньтесь, дайте пройти», – а  он давно уже холодный и  не  двигается. На  нас страшно было смотреть, можно было перепугаться. Грязные, худые, мазутные и  не  похожи были на  людей… Вы только одного не  написали, что  людей выносили на  носилках, больше половины не  могли подняться. Особенно тяжело рейс перенесли мужчины… Нас, конечно, поместили в  больницу, немного подлечили…»

Через сутки после третьей телеграммы – командованию Беломорской флотилии – прибыл линейный ледокол. Затем «Спартак» и  другие суда пришли, наконец, в  Архангельск.

Сергей ДОМОРОЩЕНОВ

 
По теме
Источник фото: фото пресс-службы Севмаша 75 школьников будут участвовать в новой судостроительной смене, организованной Севмашем, а также профильным образовательным учреждением - филиалом САФУ в Северодвинске.
Накануне на выставке-форуме «Россия» в рамках проекта «Разговоры о важном» Общества «Знание» состоялась встреча, посвященная единству народов нашей страны Фото:
За недетские шалости ответили родители - Коряжма-Online В Коряжме в минувшее воскресенье произошел : на протяжении 13 минут подростки развлекались у Вечного огня – топтали его ногами, жгли пластиковые элементы ритуального венка.
Коряжма-Online
Житель Няндомы подозревается в истязании несовершеннолетней дочери своей знакомой - Следственный комитет Следственными органами Следственного комитета Российской Федерации по Архангельской области и Ненецкому автономному округу возбуждено уголовное дело в отношении 49-летнего жителя города Няндомы,
Следственный комитет
21 марта в посёлке Кривые озёра состоялся сельский сход - Сетевое издание Пинежье На встречу с местным населением приехали глава Пинежского округа Людмила Колик, председатель окружного Собрания депутатов Елена Хайдукова, главный врач Карпогорской районной больницы Светлана Тушина,
Сетевое издание Пинежье
В ГОСТЯХ У КУКОЛЬНОГО ТЕАТРА - Сетевое издание Онега 27 марта – День театра. В этот день воспитанники подготовительной группы детского сада "Солнышко" совершили путешествие в сказочный мир театра кукол.
Сетевое издание Онега